Я хотел задать этот вопрос Чейду и взмолился, чтобы он поскорее вызвал меня. Он стал звать меня реже, чем раньше, и я чувствовал, что нуждаюсь в его советах. Что ж, а разве я не исключил его из большей части моей жизни? Может быть, то, что я чувствую, это просто отражение всего того, что скрываю от него я? Естественное отдаление, которое возникает между убийцами?
Я подошел к двери своей комнаты как раз в тот момент, когда Розмэри перестала стучать.
— Я тебе нужен? — спросил я ее. Она очень серьезно сделала реверанс.
— Наша госпожа, будущая королева Кетриккен, хочет, чтобы вы пришли к ней, как только сможете.
— Это значит прямо сейчас, верно? — Я пытался заставить ее улыбнуться.
— Нет, — нахмурилась она. — Госпожа сказала «как только сможете», сир. Разве это неправильно?
— Совершенно правильно. Кто так усердно занимается твоими манерами?
Она тяжело вздохнула.
— Федврен.
— Федврен вернулся из своего летнего путешествия?
— Он вернулся уже две недели назад, сир!
— Видишь, как мало я знаю! Когда я в следующий раз его увижу, обязательно расскажу, как хорошо ты говоришь.
— Спасибо вам, сир.
Позабыв о своем тщательно соблюдаемом этикете, она уже прыгала к тому времени, когда добралась до верхних ступенек, и я услышал, как ее каблучки стучат по ступенькам, как камушки. Славный ребенок. Я не сомневался в том, что Федврен натаскивает ее для работы посыльной. Это была одна из его обязанностей. Я быстро зашел в свою комнату, чтобы переменить рубашку, и спустился вниз, к покоям Кетриккен. Я постучал в дверь, и Розмэри открыла.
— Вот я и смог, — сказал я ей и был вознагражден улыбкой и ямочками на щеках.
— Входите, сир. Я скажу моей госпоже, что вы уже здесь, — произнесла она, указала мне на кресло и исчезла во внутренних покоях. Изнутри я услышал приглушенное бормотание женских голосов. Сквозь открытую дверь я увидел леди, которые занимались шитьем и болтали. Королева Кетриккен кивнула Розмэри, извинилась и вышла ко мне. Через секунду она остановилась передо мной. Бирюзовое платье подчеркивало синеву ее глаз. Свет поздней осени пробивался сквозь заставленное цветами окно и блестел в золоте ее волос. Я понял, что уставился на нее, и опустил глаза. Потом встал и поклонился. Она не стала ждать, пока я выпрямлюсь.
— Давно ли ты был у короля? — без предисловий спросила она меня.
— В последние несколько дней не был, моя леди, королева.
— Тогда я предлагаю тебе навестить его сегодня вечером. Я беспокоюсь о нем.
— Как вам будет угодно, моя королева. — Я ждал. Она, конечно, не за этим звала меня.
Через мгновение она вздохнула:
— Фитц, здесь я одинока, как никогда раньше. Неужели ты не можешь называть меня Кетриккен и хоть некоторое время обращаться со мной как с человеком?
Внезапная перемена ее тона выбила меня из колеи.
— Конечно, — ответил я, но голос мой был слишком официальным.
Опасность, прошептал Ночной Волк.
Опасность? Как это?
Это не твоя самка. Это самка вожака.
Как будто я нащупал языком свой больной зуб. Осознание ошеломило меня. Здесь была опасность, которой следовало остерегаться. Она моя королева, но я не Верити, а она не моя возлюбленная, как бы ни билось мое сердце при виде нее.
Но она была моим другом. Она доказала это в Горном Королевстве. Я был обязан ей спокойствием — так бывают обязаны друг другу близкие люди.
— Я хочу видеть короля, — сказала Кетриккен. Она жестом приказала мне сесть и поставила собственное кресло напротив моего. Розмэри принесла свою маленькую скамеечку, чтобы сесть у ног Кетриккен. Несмотря на то что мы были в комнате одни, королева понизила голос и наклонилась ко мне, когда заговорила.
— Я прямо спросила его, почему меня не позвали, когда прискакал всадник. Он казался озадаченным, но не успел сказать и слова, как вошел Регал. Я видела, что он очень спешит. Как будто кто-то сбегал и доложил ему, что я у короля, а он немедленно все побросал и пришел.
Я мрачно кивнул.
— Он не дал мне возможности говорить с королем. Вместо этого он захотел сам объяснить мне все. Утверждал, что гонца привели прямо в покои короля и что он встретился с ним, поскольку пришел навестить своего отца. Он отправил мальчика отдохнуть, пока говорил с королем. А потом они вместе решили, что уже ничего нельзя сделать. Тогда Шрюд послал его объявить об их решении мальчику и собравшимся людям и рассказать о состоянии казны. По словам Регала, мы на грани разорения и нам приходится беречь каждое пенни. «Бернс должен сам позаботиться о своих людях», — сказал он мне. А когда я заметила, что люди Бернса — это народ Шести Герцогств, он ответил, что Бернс всегда был сам по себе. «Это глупо, — сказал он, — ожидать, что Бакк будет охранять побережье так далеко на север, и к тому же так долго». Фитц, ты знал, что Ближние острова уже сданы пиратам?
Я в ярости вскочил на ноги:
— Это неправда.
— Регал утверждает, что это так, — неумолимо продолжала Кетриккен. — Он говорит, что перед отъездом Верити решил, что нет никакой надежды уберечь их от пиратов. И поэтому он отозвал в доки «Констанцию». Он говорит, что Верити обратился Скиллом к Карроду и приказал привести корабль в Баккип для ремонта.
— Этот корабль был приведен в порядок сразу после жатвы. Потом Верити послал его охранять берег между Силбеем и Галлсом, и он должен был быть готовым прийти на помощь Ближним островам. Верити не оставил бы эту часть побережья без наблюдения. Если пираты построят укрепления на Ближних островах, мы никогда не освободимся от них. Они будут нападать и зимой и летом.
— Регал утверждает, что они уже там. Он говорит, что теперь наша единственная надежда — договориться с ними. — Ее синие глаза всматривались в мое лицо.
Я медленно опустился в кресло, близкий к обмороку. Как что-то из этого может оказаться правдой? Как могло это быть скрыто от меня? Ощущение Верити внутри меня отражало мое смущение. Он тоже ничего не знал об этом.
— Не думаю, что будущий король стал бы о чем-нибудь договариваться с пиратами. Разве что острием своего меча.
— Значит, дело не в том, что он скрыл это от меня, чтобы не расстраивать? Регал подразумевал, что Верити не хотел говорить мне об этом, потому что я все равно ничего не пойму, — голос ее дрожал. Ее ярость от того, что Ближние острова передали пиратам, пересиливала личную боль из-за того, что Верити мог счесть ее недостойной своего доверия. Мне так захотелось обнять ее и успокоить, что у меня внутри все заболело.
— Моя леди, — голос мой охрип, — примите эту правду из моих уст, как если бы она исходила от самого Верити. Все это так же фальшиво, как вы правдивы. Я найду дно этой сети лжи и взрежу его. Мы посмотрим, какая рыбка вывалится наружу.
— Я надеюсь, что ты тихо выяснишь это для меня, Фитц?
— Моя леди, вы одна из немногих, кто знает, как долго я упражнялся в тихих делах.
Она серьезно кивнула.
— Как ты понимаешь, король не отрицал всего этого. Но мне показалось, что он не понял и половины того, что говорил Регал. Он был… как ребенок, который прислушивается к разговору взрослых, кивает в такт, но мало что понимает… — Она нежно посмотрела вниз, на сидящую у ее ног Розмэри.
— Я тоже пойду повидать короля. Обещаю, что раздобуду ответы для вас, и сделаю это быстро.
— До прибытия герцога Бернса, — предупредила она меня. — К тому времени я должна знать правду. Хотя бы это я сделаю для него.
— У нас будет для него не только правда, моя леди, королева, — обещал я ей. Изумруды все еще лежали в моем кошельке. Я знал, что она не станет жалеть их.
20. НЕУДАЧИ
Во время войны с пиратами красных кораблей Шесть Герцогств неимоверно страдали от их зверств и жестокости. Народ Шести Герцогств в это время стал ненавидеть островитян больше, чем когда-либо раньше. Во времена их отцов и дедов островитяне были и торговцами, и пиратами. Набеги устраивали единичные корабли. Подобной пиратской «войны» в королевстве не было со времен короля Вайздома. Хотя атаки пиратов случались довольно часто, по-прежнему для Шести Герцогств больше значили корабли островитян, приходившие к их берегам для торговли. Всем было известно о кровной связи между аристократическими семьями Шести Герцогств и некоторыми родами островитян, поскольку у многих были «кузены» на островах.